Тесты

Chess-Форум

 А я вот остался, выжил. И уже в 1947 году позволил себе первое - если хотите, политическое - выступление. На уроке истории СССР я заявил, что в 1939 году Советский Союз вонзил нож в спину Польше. Учительница истории Валентина Михайловна Худина несколько дней пребывала в животном страхе. Я был ее любимым учеником - доносить на меня не хотела. В классе она была одним из любимых преподавателей. Но мог же среди 26 учеников найтись Павлик Морозов! Поскольку эти строки я пишу лично, нетрудно заключить - подонка не нашлось…

 Как видите, я очень любил историю. Я видел в ней правду жизни, преломленную в исторических событиях. И - наивный молодой человек! - Я направился после окончания школы на исторический факультет Ленинградского университета имени Жданова. Довольно быстро я уяснил себе, что с правдой жизни обучение истории в университете имеет мало общего. Требовалось изучать, а лучше зубрить, написанное Лениным и Сталиным. Несмотря на то, что у меня была хорошая память, изучение "классиков" давалось мне с трудом. Я ощущал в себе какой-то внутренний протест. Нет, что вы, я не был диссидентом, я был шахматистом! И потому искал если не правду жизни, то хотя бы логику в том, что изучал. А ее-то и не было.

 …Вообще-то поиски правды жизни могут завести далеко. Будучи на Западе, я познакомился с Амальриком и Буковским. Великолепные, кристально честные люди! Они не были воспитаны диссидентами в семье, они только искали правду - и стали борцами за свободу. Кто знает, что случилось бы со мной, если бы у меня не было шахмат - этого ирреального мира, куда можно спрятаться от грязи жизни. Как однажды метко и цинично заметил один мой хороший приятель: "У вас, шахматистов, у тебя - важная миссия. Футболисты, хоккеисты - они нужны, чтобы люди поменьше водку пили, а вас показывают народу, чтобы он поменьше Солженицына читал!"

* * *

 Мой первый крупный шахматный успех был в 1952 году. На сцене Дома культуры железнодорожников, под громадным, все подминающем под себя портретом Сталина, я занял шестое место в ХХ чемпионате СССР. Спустя несколько месяцев Сталин умер. В то утро мне нужно было идти на перевязку в поликлинику. В операционной надрывался репродуктор, без устали повторяя весть о смерти великого человека. Медсестра, немолодая эстонка, была в состоянии, близком к истерике. Прошло немало лет, прежде чем я понял: она рыдала от радости…

 С начала 1954 года я начал получать регулярно деньги как шахматист. Так называемая стипендия или спецзарплата выплачивалась спортсмену его спортивным обществом или Спорткомитетом с единственным условием, чтобы он нигде больше не работал, а только добивался успехов в своем виде спорта. Кончатся успехи - стипендию снимут, за давностью лет пропадает у бывшего спортсмена и существовавшая в прошлом квалификация. Но Спорткомитет никаких финансовых гарантий не дает, компенсаций не выплачивает. Обо всем этом в советской прессе с наступлением гласности уже писали. Меня же всегда возмущало - с каким лицемерием, прикрываясь словом "стипендия", советские спортивные руководители уверяли весь мир, что у них профессионалов нет, а все - любители. Так и ходило по миру, так и ходит: "журналист Таль", "инженер Полугаевский", "психолог Крогиус", "философ Петросян", "экономист Геллер", "экономист Карпов"… Последний действительно "глубокий эконом", как выразился бы Пушкин.

 Мой первый международный турнир - в Бухаресте, в марте 1954 года. Выяснилась интересная деталь. Каждому выезжавшему за границу давали специальное пособие - "экипировочные". Самим фактом установления пособия советское руководство признавало, что уровень жизни в СССР намного ниже западного. Признавало оно косвенно и тот факт, что кроме дипломатов и шпионов за рубеж выезжают единицы. Выяснилось, впрочем, что участникам международных соревнований, проводящихся в СССР, тоже дают экипировочные. Сумма пособия была 1200 рублей. Вполне приличные по тем временам деньги - цена лучшего мужского костюма в ГУМе, где я незамедлительно и отоварился…

 Выяснилось, что экипировочные дают не чаще, чем раз в год. Я узнал также, что делегацию в капиталистическую страну Формируют с особой тщательностью: назначается руководитель группы, как правило шахматист, есть и помощник руководителя, к спорту не имеющий отношения. Профессиональный разведчик, он имеет две функции - следить за поведением членов группы и вести шпионскую деятельность в чужой стране. Позже я узнал, что чем представительнее группа, мощнее и приданный ей разведывательный заслон - с мастерами выезжали мастера, а с гроссмейстерами - подлинные виртуозы своего грязного ремесла.

 Да, за границей было чему поучиться. Но судьба не баловала меня частыми выездами. И то правда - я не был вундеркиндом, я двигался в шахматах медленно. Хотя в 1956 году я получил билет гроссмейстера СССР под номером 17, но был еще далеко от верхушки сильнейших гроссмейстеров СССР. Зато когда я ездил за рубеж, я смотрел на мир во все глаза: интересовался жизнью людей, читал газеты на разных языках.

 И все-таки развитие моего общественно-политического сознания шло крайне медленно, даже уступая по темпам шахматному росту. Вспоминаю поездку в Аргентину летом 1960 года. В городе Кордобе организаторы устроили банкет по случаю окончания турнира, где Тайманов и я принимали участие. Меня посадили рядом с симпатичным вроде молодым человеком, который в приятельской манере стал задавать мне вопросы. "Почему советские построили военные базы по всему миру?" "А почему американцы имеют базы во всем мире?" - отпарировал я. "Зачем советские покорили народы Восточной Европы, сделали из них сателлитов?" Этого вопроса я не выдержал. Я, как говорят японцы, потерял лицо. Я кричал, не помню что, как в истерике. Сбежались организаторы, извинились за оплошность, рассадили нас… И еще один случай. В городе Санта-Фе меня посетил один украинец. Лет 30 назад он уехал из Советского Союза. У него на Украине остался брат. Он дал мне его адрес и долото, чтобы я переслал его брату. Мне трудно объяснить самому себе, а тем более читателям, что со мной стряслось, но я так никогда и не послал долото по указанному адресу. Страх - необъяснимый страх перед Западом, страх оказаться соучастником какого-то заговора против СССР и прочую чушь в голове - это мне еще предстояло преодолеть…

 Чем выше я поднимался по лестнице шахматных рангов, тем больше я ощущал противодействие мне в моих попытках играть в международных соревнованиях. Особенно трудно мне стало, когда я уже был дважды, даже трижды чемпионом СССР - в 1963-1965 годах.

 Вот одна, сравнительно примитивная, история. В 1963 году в Калифорнии организовали международный турнир, так называемый Кубок Пятигорского, и пригласили Кереса и меня. На заседании Шахматной федерации СССР новоиспеченный чемпион мира Т. Петросян заявил, что хочет ехать он. Был послан соответствующий запрос организаторам, которые в ответ прислали три билета - на Кереса, Петросяна и меня. Все-таки меня не послали. По моему билету отправилась в США жена Петросяна. Эти подробности мне довелось узнать через 14 лет из беседы с вдовой господина Пятигорского…

 Бывали случаи много запутаннее: когда шахматная федерация направляла на соревнование, но не было разрешения партийных органов на выезд. Система выглядела так.

 Сперва Шахматная федерация СССР или ее ответственный работник (Абрамов, Бейлин, Батуринский) рекомендовали имярек для участия в некоем соревновании. Затем в спортивном обществе шахматиста партячейка, просмотрев анкету рекомендованного, приглашала его, независимо от того, партийный он или нет, на беседу, давала, как правило, "добро", и документы направлялись в райком партии, где их обсуждала выездная комиссия, иногда с приглашением испытуемого. Потом документы вместе с решением комиссии шли в Москву, в 1-й (секретный) отдел Спорткомитета и в выездную комиссию ЦК КПСС. На всей линии обеспечивалась полная секретность. Никакими силами нельзя было узнать, где заминка. А между тем стоило какой-нибудь Марье Ивановне или Роне Яковлевне (Рона Яковлевна - жена Тиграна Петросяна. - Ред.) набрать номер члена комиссии ЦК, какого-нибудь Петра Ивановича, с которым она полгода назад выпивала в компании на День пожарника, и сказать: "Заходи к нам Петя. Мой муженек тебе гостинцы привез из Америки. Кстати, там один еврейчик, Корчной такой, хочет за границу. Он, знаешь, на Кюрасао в казино играл. И вообще, нам его рожа не нравится. Дай ему отвод, пожалуйста…"- и ничто уже тебе не поможет. И будешь ты обивать пороги начальства, а оно, только что прочитав копию твоего личного дела, будет с умным видом говорить: "А вот вы в 1961 году в ФРГ женщину в кино приглашали, а вот вы на следующий год в казино играли. А в 1963 году вы, говорят, выпили в Югославии. Как же мы вас можем за рубеж посылать?!" И будешь ты объяснять, что поход в кино не состоялся, что в казино пошел - потому что партию проиграл, что в Югославии не напивался, а только слухи. Но разговор этот не играет никакой роли, потому что решение было принято в другом месте - выше (или ниже) и, как говорят в судебных документах, обжалованию не подлежит.

   Помню, как с целью узнать - кто и почему не выпускает меня, я выслеживал секретаря Октябрьского райкома партии Ленинграда. Как скрывалась она через черный ход, как бежала от меня! Миловидная женщина, товарищ Мирошникова, и бегает неплохо. Наверно, в связи с перестройкой на повышение пошла… 

  Наконец, в 1965 году я дошел до ручки. Решил вступить в партию - как последний шанс облегчить свою участь. Действительно, поначалу помогло…                Читать дальше >>>